В. П. Самаренко, К. И. Ерымовский Каспийские легенды и сказки
18.03.2012, 22:03
Отчего стали моря солеными
Было это в стародавние времена. В кавказских горах стояла ступка вся из чистой соли, и пест у нее такой же, из соли, был. Ступка эта была не простой, а самобойной. Кто бы к ней ни приходил и ни приезжал, стоило ему
только сказать: «Ступка, ступка, я к тебе имею нужду, от тебя чистой соли жду». И ступка начинала сама толочь, и толкла до тех пор, пока человек не набирал соли столько, сколько хотел, и не говорил: «Ступка, ступка,
остановись, больше ты для меня не трудись».
Так вот все безданно и беспошлинно – даром брали себе соль у ступки, и на всех ее людей, на весь мир хватало. Но узнал об этой ступке персидский царь. Был он страшно жадный. Глаза у него были на все завидущие, а руки
загребущие. Решил он ступку взять к себе, а соль людям за золото и серебро продавать. Послал он в кавказские горы свое войско, приказал взять ступку и к себе привезти. Выполнило войско его приказ, пошло в кавказские горы, взяло ступку и привезло оно ее персидскому царю. Персидский царь поставил у себя ступку во дворе и заставил ее день и ночь соль толочь. Никому он ее даром не давал, а стал продавать по такой дорогой цене, что
была она не под силу простым людям. Услыхал об этом Степан Тимофеевич Разин и решил дать укорот
персидскому царю. Собрал своих казаков, сел на свой легкий кораблик и поплыл Каспийским морем к персидскому царю в гости. Пришел Степан Тимофеевич Разин к персидским берегам и немедля явился прямо во дворец
к персидскому царю. Силою у него взял он самобойную ступку к себе на легкий кораблик, поднял паруса и решил ехать морем к кавказским горам – там поставить ее, чтобы, как и прежде, ею люди пользовались безданно и
беспошлинно – даром себе соль брали. В пути Степан Тимофеевич Разин решил испытать ступку, и приказал он ей:
– Ступка, ступка, я к тебе имею нужду, от тебя чистой соли жду. И ступка начала тут же толочь, и столько натолкла соли, что завалила ею весь легкий кораблик, и стал он в воду погружаться, тонуть. Хочет Степан
Тимофеевич Разин остановить самобойную ступку, да не знает, как это сделать, ничего с нею поделать не может. Видит, что плохо дело – утонуть они могут. Схватил тогда Степан Тимофеевич Разин ступку и решил на берег
её выкинуть. Была сила у него богатырская, могучая,– вгорячах он её не умерил, размахнулся и кинул. И полетела самобойная ступка вместе с своим пестом. В одном месте ударилась она о землю, подпрыгнула, через уральские
горы перескочила и укатилась в Ледовитое море-океан. Там до сих пор она все соль толкет, и от неё-то, вот от этой самой соли, и стала во всех морях и океанах вода соленая. А там, где ступка с пестом ударилась об землю, два больших озера – Эльтон и Баскунчак – образовались, а где из самобойной ступки соль просыпалась и попала в озера – все они тоже солеными стали. И берут теперь по милости Степана Тимофеевича Разина простые люди из озер соленых и морей соль безданно и беспошлинно – даром.
Пегие кони
Пришлось как-то раз Степану Тимофеевичу Разину с двумя своими верными есаулами Василием Усом и Григорием Драным уходить от воеводской погони. Целый день они не слезали с седел. Сами устали, и кони притомились. К тому же и ночь зашла. Решили отдохнуть. На постоялом дворе остановились, полегли спать и не приметили, что, кроме них, был еще14 один постоялец – Мишка Шпынь. Он давно уже за три целковых продался воеводе.
В полночь Степан Тимофеевич проснулся и толк Василия Уса в бок: – Поди-ка погляди, как наши кони?
Василий вышел, глянул коней и вернулся: – Ничего, атаман, не беспокойся, стоят и овес жуют. Уснули казаки.
Перед рассветом Степан Тимофеевич опять проснулся. Есаула Григория Драного разбудил и тоже послал поглядеть коней. Не прошло и минуты, прибежал есаул:
– Беда, атаман! Мишка Шпынь коней порубил и сам невесть куда сгинул. Не уйти нам теперь от воеводской погони.
Степан Тимофеевич тут чекмень на плечи – и к коням. Поглядел на них, а они на куски порубаны. Есаулы стоят позади него, головы повесили, вздыхают тяжело.
Степан Тимофеевич на них как крикнет:
– Эй, вы! Что приуныли, прежде смерти вздумали умирать! До беды нам еще далеко. А ну-ка, живо, сложите коней, да так, чтобы у каждого было все, что полагается: голова, хвост и по четыре ноги!
Долго ждать себя есаулы не заставили. Все враз сделали и говорят: – Ну, мы, атаман, управились! И тут Степан Тимофеевич сказал свое тайное заветное слово. Успел только его промолвить, как кони поднялись на ноги, встряхнули гривами и копытами бьют о землю. Стоят есаулы и сами себе не верят, а Степан Тимофеевич их торопит:
– Вы чего глаза-то таращите, поскорее седлайте, ехать нам пора, а то и вправду воеводская погоня настигнет.
Оседлали Василий Ус и Григорий Драный коней, и они тронулись тут же в путь. От постоялого двора верст пять отъехали. Григорий то к одному, то к другому коню присматривается, а потом и говорит:
– Атаман, вот ведь что я примечаю: конь у тебя был рыжей масти, у меня – белой, у Василия – вороной. А сейчас все они какие-то пестрые, пегие. Поглядел Степан Тимофеевич на своего коня, потом на тех, что под его
есаулами были, и рассмеялся: – Это вы, ребята, перепутали, вот они и получились пегие! Ну да это не
беда. Была бы беда, если бы не имели мы никаких коней. Он взбодрил своего коня и поскакал вперед, а за ним есаулы. И пошли вот с тех-то пор пегие, на вид неказистые кони, зато выносливые и крепкие на ноги
Переволока Прослышал Степан Тимофеевич Разин, что царь шлет по Волге астраханскому воеводе целый караван судов. Все они гружены15 огнестрельным зельем-порохом, ядрами, картечью и жеребеями
для пушек.
скорописная грамота, в которой царь приказывает астраханскому воеводе снарядить своих людей, дать им ружья – мушкеты и медные пушки. Послать в устье речки Камышенки, что повыше города Царицына, и там заложить
крепость с дубовыми рублеными стенами, обнести глубоким рвом и высоким земляным валом. Поставить пушки и не пускать больше с Дона казаков на Волгу, чтобы они не смели нападать на его, государевы, и на купеческие
корабли.
Прослышал об этом Степан Тимофеевич Разин и задумался. Поставит царь крепость, тогда беда, не пройти казакам на Волгу с Дона, не гулять им на Каспийском море, не бывать в Персии. Где добудут себе бедные –
голутвенные казаки сукна на зипуны, юфти на сапоги? И порешил он перехватить тот царский караван со стрельцами и боевыми припасами, с воеводой, что вез в Астрахань царскую грамоту.
Кликнул Степан Тимофеевич клич, к нему немало набралось казаков. Явился и есаул Василий Ус. На легких стругах дошли по Дону до устья реки Иловки. Поднялись по ней, и нужно им было переволакиваться в речку
Камышенку. А тут прискакал гонец. Весть привез: назавтра утром пройдет мимо устья Камышенки царский караван.
Есаул Василий Ус и говорит Степану Тимофеевичу:
– Значит, нам за ними не поспеть. Чтобы казакам перетащить струги через Переволоку, надобно двое суток. А за это время караван далеко уйдет вниз, не нагоним.
Степан Тимофеевич на это ничего не сказал. Прошел на нос струга.
Поправил шапку да как своим зычным голосом крикнет:
– Станьте, наши казацкие струги, подобно орлам да соколам, перенесите меня с казаками на Волгу-матушку!
И свершилось диво-дивное, глядят казаки и есаул Василий Ус и не смеют себе верить. Вольными птицами чуть не к самому ясному солнышку поднялись струги и по облакам, как по волнам, поплыли. А потом пали на Волгу.
Вовремя подоспел Степан Тимофеевич с казаками. Вскоре и царский караван подошел. Взяли с бою его казаки. Схватили воеводу, в куль его да в воду, пусть там свою скорописную грамоту ракам да рыбам читает.
Полковники да сотники полегли в бою, а простые стрельцы с радостью пошли служить к Степану Тимофеевичу.
Не пришлось астраханскому воеводе поставить крепость в устье речки Камышенки. Долго еще казаки через Переволоку с Дона на Волгу-матушку ходили.
Рыбак и клад Степана Разина
Жил бедный-пребедный молодой рыбак. Жил он в ветхой землянке со стариком отцом. Однажды, это было на пасху, отправился он в море. Все моряки приехали на праздник домой, а он остался рыбачить. Только за два
дня поймал он рыбы лишь себе на котел. Возвращаясь с моря на третий день пасхи, он думал: «Хоть бы по дороге клад найти!» И вдруг видит: на одном из бугров светит зеленый огонек. Рыбак пристал к берегу, сошел с лодки и отправился на огонек. Перед ним открылся роскошный подземный ход. «Будь что будет!» – решил
рыбак и вошел в пещеру. Подошел к двери, открыл её и оказался в комнате, отделанной во все медное. Из этой комнаты в другую вела дверь. У двери сидел пожилой мужчина и безмолвно показывал мальцем на неё. Рыбак
открыл и эту дверь. Другая комната была убрана в серебро. Все в ней блестело и переливалось. Здесь сидел мужчина постарше первого и также молча указывал на третью дверь. Открыл рыбак и третью. Перед ним
предстала еще более роскошная картина: вся комната сияла и отделана была в золото. Повсюду валялись золотые монеты, драгоценные камни, ожерелья.
В золотом кресле восседал и дремал седой старик. В той же комнате стоял золотой чан, наполненный до краев зеркальным вином, а в нем, как утка, плавал золотой ковш. Рыбак потревожил от сна старика и попросил: «Старец, дай мне несколько монет». Старик, не глядя, в знак согласия махнул рукой.
Рыбак набрал денег полные карманы и пошел на свою лодку. Но тут он не успокоился. Взял мешок и снова отправился в подземелье. Для храбрости выпил он из золотого чана ковш хрустального вина. Наполнил мешок
золотом и пошел к лодке. Но снова не успокоился: взял второй мешок и решил наполнить его не только золотом, но и драгоценными камнями. Подошел он к пещере, а ни её, ни огонька уже не стало. Все исчезло...
Плывет рыбак домой и думает: «Теперь я буду богат. Заведу себе рыбный промысел. Найму рабочих. Если они будут плохо и нерадиво работать, то с них три шкуры спущу». Наконец он добрался до своего села.
Открыл люк бударки и ахнул: никаких драгоценностей там не оказалось, а вместо них на дне лодки лежал конский помет. Открыл рыбак слань, а там лежало лишь несколько монет. Поднял он их и тому был рад.
Дома его ждал старик отец. Сын рассказал отцу обо всем и показал монеты. Когда рыбак снял с себя верхнюю одежду, отец увидел у него за поясом золотой ковш. Старик посмотрел на деньги и сказал:
– Эти монеты – чеканки времен Ивана Грозного. – Затем рассказал сыну памятную историю.– В нашем краю проезжал Степан Разин. Здесь в одном из бугров зарыл свой клад, который хотел раздать бедным людям.
Клад тебе давался, но ты, сын мой, оказался жадным. Это тебе наука за твою жадность.
Пугачевские жеребея
Раньше Камышин был крепостью. И когда к нему подошел Емельян Иванович Пугачев, то все было начеку – солдаты под ружьем, пушки заряжены. Комендант и офицеры не думали сдаваться. Они через своих
верных людей знали, что в обозе у Пугачева нет ни ядер, ни картечи, ни жеребеев. А с одними пиками да шашками крепости не возьмешь. Выйдут офицеры на крепостной вал, посмеиваются и кричат
пугачевцам: У нас свинцовая каша для каждого из вас приготовлена, поближе подходите, накормим досыта! Не то, что у вас! Досада возьмет пугачевцев, кинутся на крепость, но не успеют добежать до её вала, как по ним начнут бить картечью, да так, что волей-неволей назад повернешь. Тогда Емельян Иванович кликнул своего главного начальника над пушками Ивашку Творогова:
Что же ты делаешь, почему у тебя пушкари без дела гуляют, еще ни одного выстрела по крепости не дали? Почему ты господ офицеров не потешишь, да так, чтобы они от страха зуб на зуб не попали!
Ивашка Творогов только руками разводит: – И рад бы, да нечем!
Задумался Емельян Иванович, а потом спрашивает у Ивашки Творогова:
– В Саратове мы захватили казну? – Десять возов меди да два воза серебра, – отвечает ему Ивашка
Творогов. – Только ведь сейчас на них ни жеребеев, ни картечи не купишь. Емельян Иванович поглядел на него и говорит:
– Вижу, нет у тебя смекалки. Пали по крепости пятаками да целковыми, они будут ничуть не хуже жеребеев и картечи. Ивашка Творогов не стерпел тут:
– Ведь жалко деньгами стрелять! – Раз я тебе приказываю – выполняй и не вздумай ослушаться. Наше дело не казну наживать, а бить господ–дворян. Начали пушкари серебряными целковыми да медными пятками палить по крепости. Не выстояла крепость, сдалась. Солдаты повязали веревками коменданта и офицеров, под караул посадили и открыли крепостные ворота, говорят пугачевцами:
– Мы вам не черти, чтобы считать каленые пятаки. Помилуйте. И Емельян Иванович всех их помиловал, зачислил к себе в войско
Иван Грозный и казачишка
В стародавнюю пору у Грозного царя Ивана Васильевича была война с татарами. Долго воевали они, войне не было видно конца. Вот татары и говорят Грозному царю:
– Не будем больше воевать; а вот мы вышлем бойца, а вы, русские, своего высылайте. Если наш богатырь побьет вашего, то все вы будете нашими подданными, а коли ваш победит, то мы будем вечными рабами русских. Подумал Грозный царь и согласился. Выходит с татарской стороны великан саженного роста и хвалится перед русскими: – Кто такой явился, что со мной вступит в бой великий; убью его, как собаку поганую.
Глубоко вознегодовал Грозный царь за такую похвальбу нескромную и решил примерно наказать злого бахвальщика; сделал он клич по своей рати... Долго не находилось охотников. Грозный царь начал уже сердиться.
Но вот нашелся один, – так, небольшой казачишка. Идет он к государю, в ноги кланяется и говорит:
– Царь-батюшка, не прикажи казнить, дозволь, государь, слово вымолвить.
Приказал Грозный встать, разрешил слово сказать. – Я даю слово, – говорит казачишка, – великий царь, что убью этого поганого врага каленой стрелой, прямо в правый глаз; если ж этого не сделаю, то волен ты, государь, в моей жизни... Вышел он на поле ратное, навел тетиву на тугом луке и угодил стрелой
татарину чуть повыше глаза правого, прямо в бровь. Повалился злой татарин, а казачишка бросил лук и стрелы и пустился в бег... Царь послал гонцов за ним... Привели его к государю:
– Ты что же убежал, ведь ты же убил врага лютого? - спрашивает Грозный царь.
- Да, царь-батюшка, врага-то я убил, да слова своего не выполнил: попал не в глаз, а в бровь, стыдно мне перед твоими очами государевыми, – ответил казачишка.
Грозный царь и наградил казака да
– Я прощаю тебе,– говорит
приказал выдавать второй паек на жену.
совершенно обмелело. Дно озера, образованное из соляных кристаллов, обнаружилось и соблазняло ездока прокатиться по белоснежнойповерхности. Какой-то лихач решился воспользоваться случаем, чтобы сократить путь. Не жалея ни себя, ни лошади, ни собаки, провожавшей его, он пустился по дну озера. Благодаря быстрому бегу и добрым копытам, конь счастливо перенес всадника, но собака, изранив ноги об острые кристаллы
Петр I и астраханский лапотник
Петр I, будучи в Астрахани, в свободное от дел время любил ходить по разным местам и все якшался с мастеровыми и рабочими людьми. Петру I хотелось чему-нибудь от них поучиться. Однажды он подошел к мужикам.
Один из них сидел на земле и плел лапоть. Царь подошел, посмотрел и говорит:
– А ведь я тоже сумею сплести лапоть. А мужик на это ответил: – Нет, не сплетешь!
– А вот приходи сюда завтра, увидишь,– сказал царь и пошел своей дорогой.
На другой день Петр пришел и держал в руках сплетенный им лапоть. – Что, не сплел? – обратился он к мужику. Мужик повертел в руках лапоть и говорит:
– А ну-ка, обуй! Лыко-то ползет! – И в самом деле! – согласился Петр, – сущие ведь пустяки, а ведь не
догадался. Петру так понравился мужик за его тон и деловитость, что он сейчас же
позвал его и всех, кто тут случился, в кабак, угостив на славу, Петр отправился к мужику на дом. Царю хотелось научиться закреплять лыко в лапте. Царя в доме встретила жена мужика, ожидавшая ребенка.
– Ты приезжай ко мне в Питер. Приедешь, спросишь: «Где тут Петруха большой?» Меня там все знают. Так и случилось. Петр покумился с мужиком
Кизляр
В некотором царстве, в некотором государстве жила-была царица красавица. Весть о её прелестях облетела весь мир, и не было человека, который не мечтал бы о ней. У царицы было сильное войско, и она
постоянно вела войны, оставаясь победительницей. Прослышал о чудной царице один из царей и решил женить на ней одного из двух сыновей. Оседлали коней, и айда в путь-дорогу. Долго ли, коротко ли они ехали, но,
наконец, добрались до владений царицы. Обрадовалась она гостям, не знает, где посадить, чем угостить, какие почести воздать. Царь пирует, веселится и думает думу крепкую: как сказать царице о цели потаенной, кого из сыновей сватать за неё? Сыновья тоже не знают, как быть, ибо ни одному не хочется уступить её другому. Задумалась и царица, когда узнала о намерении своих гостей. Оба царевича были краше солнца ясного, оба, что два сокола. Думала, думала и ни до чего не додумалась. Собрала подруг и спросила их, как ей
быть, Те поклонились, взглянули на царицу, посмотрели на царевичей исказали: «Не тебе, царица, и не нам, рабыням, решать такое дело. Предоставь его судьбе: ей лучше знать, как вершить дела, как решать людские споры». Царица согласилась. Она приказала вывести ей самого быстрого коня,
вихрем взлетела на него и сказала: – Гей, вы, царевичи, гости дорогие, женихи любезные! Садитесь на
коней и скачите за мною. Кто меня догонит, тот догонит своё счастье. Вскочили царевичи на коней и полетели за царицей... А та, словно ветер, несется по полю, птицей перелетает пропасти, молнией сверкает в
отдалении. Другой бы махнул на все рукой, отказался бы от царицы, но не таков был младший царевич. Чем дальше несется конь царицы, тем ближе и ближе подбирается он к ней. Вот, наконец, и она: осталось протянуть руку схватить её. Но вдруг... взвилась стрела, и царевич упал замертво. То была
стрела из колчана брата, обезумевшего от ревности. Но, увы, не помогла она ревнивцу: за стрелою-убийцей понеслась стрела мстящая, и брат лег рядом с братом, пораженный рукою царя-отца... Не стало женихов, не стало у царицы и желания глядеть на белый свет. Пустила она коня, что было мочи, доскакала до большой и бурной реки и прямо с берега бросилась в воду... Только её и видели...
Один царь остался. Отказался он возвращаться в свое царство, остался там, где погибли его сыновья, и в память царицы-красавицы основал крепость, которую назвал «Кизляром» (по-татарски «кызлар» – девушки).
Остатки этой крепости видны до сих пор
Семирублевое
Возвращаясь из похода, царь подплывал со своей свитой к узкому колену реки Бахтемир. Здесь он увидел, как один из рыбаков поймал в сети 22 осетра. Царь попросил ловца, чтобы тот продал ему пойманную рыбу. На эту просьбу рыбак ответил: – Осетра я не продам, а подарю. Себе я еще поймаю. Петру понравился ловец и его речь. Не говоря ни слова, царь вынул из кармана своего сюртука семь золотых рублей, все, что было у него, и сказал:
– За подарок спасибо. А это прими от меня, я тебе тоже дарю, а не плачу!
С той поры мужичок обосновался с семьей на бугре, где позже образовалось селение, жители которого в память о Петре Первом назвали село Семирублевое. Позже это село назвали Бахтемиром.
Утта-Андрата
И надо было такому случиться: родились мальчики Утта и Андрата по весне, в кибитке, в один и тот же час. Росли близнецы в хотоне Харцаган, что был на берегу большого озера, богатого рыбой, дичью, в прибрежных камышах его кабаны водились, фазаны стайками расхаживали.
Говорят, в тот вечер, когда братья родились, в ивовой роще плач слышен был, рыдала малая сова – сыч. Если верить поверью, она беду накликивала.
– Кому-то доведется горевать, слезами обливаться, – поговаривали старики, боязливо косясь в сторону леса. Одни загадывали, что мать умрет, другие – что мать детей потеряет.
Но ни того, ни другого не произошло, и предсказания стариков забылись на долгие-долгие годы.
А братья росли да росли. Глядь, они уже подростки, овец пасти стали. Когда же у них усы пробились, в море рыбачить ушли. Как две капли воды, они похожи были друг на друга. Даже родинки у обоих чуть повыше правой брови легли. Приехали как-то братья на промысел рыбу сдавать, смотрят – юная девушка помогает седому мужчине сети чинить. Видно, старичок отцом ей приходился. Полюбилась с тех пор парням красавица Бося. И она-то к ним хорошо относилась, но кого любила – трудно сказать. Постоит, пошутит, посмеется с Андратой, потом к его брату подбежит, улыбнется, слово ласковое скажет и сердце словно огнем обожжет. Пришло время братьям семьями обзаводиться, и заспорили они, комуиз них мужем Боси стать. Долго спорили и порешили: кого сна сама выберет, тому и суждено счастье. Как-то при лунном свете их троих видели в море на лодке, но ветер был противный и не доносил слов их. Потом в морском заливе их опять видели втроем, но шум волн и в этот раз заглушил беседу и до слуха посторонних не донес.
Лишь спустя много лет тех братьев у реки Кумы видели. Андрата и Утта жили вдвоем в кибитке и, как прежде, рыбачили. А куда же подевалась красавица Бося? Сказывали в народе, что она любила обоих братьев, не захотела терять ни того, ни другого. И сказала она им: «Будьте моими оба». Тогда-то женихи покинули её. Морские волны унесли лодку с Босей в неведомые края, а может, захлестнули и потопили, кто знает? А юноши ушли в прикумские плавни и там поселились. По н» именам народ и озеро назвал: Утта-Андрата
Карай
Жил в маленьком приморском селе старик, самый бедный и самый неунывающий из односельчан. Ничем знатен он не был и ничего не имел, кроме старенькой бударки, бедной снасти да смешливого нрава. На каждый случай у него была или поговорка или прибаутка.
Сказывали люди, что один раз напустился на сельчан урядник. За что он их распекал, теперь уже и не упомнишь. Старик вместе с другими слушал-слушал его, а потом вдруг и брякни:
– Экий ведь ты важный да надутый, а рассудка в тебе нет! Орешь вот на общество, а того понять не хочешь, что коль плюнем мы на тебя по разу – мокрый станешь, дунем по разу – высохнешь. Вот и помяни мои слова, ежели голова тебе дадена не для того только, чтобы шапку на ней с кокардой
носить.
Говорят, урядник после таких слов минуты две с раскрытым ртом стоял, а потом со зла красными пятнами покрылся. Однако старика не тронул.
Фамилия старика была Иванов, а вот за что его в народе Караем прозвали, того молва не сохранила. Жили они вдвоем со старухой, детей у них не было. У бабки единая ценность сохранялась – потрескавшаяся иконка Николая-чудотворца – покровителя и заступника всех рыбаков и мореходов, а у старика – Георгиевский крест, полученный за бои под Мукденом. Он
часто над старухой подтрунивал:
– Постарел твой Микола, облез, потрескался, сам себе поди-ка, не рад. То ли мой Георгий-победоносец сияет, вот я ужо его песочком продеру, паче солнышка загорится.
Старуха была тихая, робкая, плеска воды боялась, только и скажет:
– Все греховодничаешь? Преставишься вот, спросится а тебя за все на
страшном суде. Случилось, однако, так, что старуха преставилась раньше. После этогоперетащил старик свою избенку по дощечке, по бревнышку,– благо невелика была,– на берег безымянного протока, ведущего к самому морю, и поселился в одиночестве. Хатенка его прижалась вплотную к непроходимой крепи камышей. Здесь и доживал он бобылем свой век один на один с морем, возле которого вырос и состарился. Возвращаются, бывало, красноловцы с моря уставшие, замерзшие, а первый отсвет в окне увидят и повеселеют:
– Эге, дедушки Карая терем видать – скоро дома будем! Он первым встречал рыбаков приветным словом и желанным огоньком своего очага. За то и любили его люди.
– Ты будто маяк нам,– говорили они ему.
– Какой уж маяк, прожил век, как старый рак под крышей,– отвечал он.– Глядите на мою темную жизнь да смекайте, как свою к свету быстрей вывести. Верьте моему слову – рано ли, поздно ли, задует по всей Руси штормовой ветер, не зевайте тогда, ловите его в паруса! Прозеваете – всю жизнь веслом от нужды отпихиваться будете.
Однажды в памятном 1919 году возвращались красноловцы с промысла. Застал их отзимок: лед-резун пошел, ветер студеный с норда налетел, и завернули они по привычке к дедушке Караю, у огонька погреться, а старик умер. Умер в одночасье в ветхой своей хатенке. Только успел латаную, но чистую рубаху надеть, да еще успел свое богатство на стол выложить, чтобы людям оно досталось. А богатства того было: плошка
крупной соли, ведро картошки да с десяток луковиц, ну, одежонка там ветхая да Георгиевский крест, начищенный до солдатского блеска. С тех пор, выходя на лов, стали люди говорить:
– Пойдем через ерик дедушки Карая – там ближе к морю. Потом море от того берега отходить стало; там, где волна гуляла, теперь косы песчаные, вместо протока банк образовался, и местные рыбаки, ни у кого на то разрешения не спрашивая, стали этот банк Карайским звать.
Прошли годы, составили новую географическую карту и на неё занесли имя безвестного рыбака по прозвищу Карай.
Жадный поп
В одном селе жил поп, жадный-прежадный. И вот бедный мужичок решил проучить попа. Наловил мужик в реке рыбы, пробрался до света в поповский огород и сел у колодца с удочкой. Вышел поп утром в огород и
видит мужика и при нем ведро с рыбой. Поп рассердился и закричал: – Ты что тут делаешь? Мужик отвечает:
– Разве не видишь – рыбу ужу! Обругал поп мужика и прогнал его. Захотел поп сам ловить рыбу в
колодце. Подготовил удочки. Всю ночь не спал, все боялся, как бы кто из бедняков рыбу не выловил из его колодца. Опустил удочки в колодец и все ждал, когда рыба клюнет. Сидит поп у колодца час, другой. Началась заря, а рыбки нет и нет. А хитрый мужичок собрал людей со всей деревни и говорит
им: – Наш поп с ума сошел: в колодце рыбу удит.
Собралось у попова колодца людей видимо-невидимо. Стали люди над попом смеяться, перестали после этого попу верить и в церковь ходить. А потом и совсем прогнали его из села. С той поры ни один поп не соглашался идти служить в этот приход: боялся, что мужики и его ославят.
Хитрый ловец Прихворнул ловец и не пошел в море, а когда поправился, то нанялся к
попу в работники. Поп его с самого раннего утра и до позднего вечера заставляет работать, а кормит всего только одни раз в день – хлеб да вода, и того не досыта.
Совсем отощал ловец, живот подтянуло к спине. Он и говорит попу: – Ты хотя бы чуть получше меня кормил. А поп ему в ответ: – Молчи, грешник, и хлеба-то поменьше ешь, скорее в рай попадешь.
Видит ловец, что с попом не сговоришься, и решил он шутку над ним подшутить. Как-то ночью забрался в погреб, поел все запасы, оставил лишь один горшочек сметаны. И его отнес53
замахнется огненным мечом: «Молчи!». Ну я и молчу, что я могу против него сделать.
– Врешь ты! – не верит поп. А ловец ему: – Да пойдите в церковь и гляньте!
Побежал поп в церковь. Вошел и глазам не верит: у всех святых сметаной вымазаны губы и усы, а у апостола Петра – и борода. Поп только головой покрутил. Ничего поделать не может, раз у него
все припасы святые поели. Не за что ему ругать своего работника. А ловец совсем постником стал. Кроме сухой корки хлеба да кружки воды, ничего с попа не требует. Радуется поп да только вот у него одна беда
– уж очень святые прожорливы, в кладовой и погребе все запасы начисто поедают, и не постное, а больше скоромное. Доработал ловец у попа свой срок, получил плату и опять взялся за
свое рыбацкое дело. Хан и старики
Когда монгольский хан решил переселиться со своими подданными из глубин Азии к берегам Каспийского моря и реки Волги, то приказал, чтобы все старые и пожилые люди остались на прежних местах, а с ним бы поехали
только молодые. Хан предупредил: – Всякий, кто нарушит приказ, будет предан смертной казни.
Все, кроме двух человек, выполнили приказ своего повелителя. Они, скрытые от посторонних глаз, поместили родителей в мешки и вместе с другими вьюками уложили их на спины верблюдов. Много дней шел караван
по голой, пустынной степи. Запас воды, захваченный при отправлении в дорогу, иссяк, подходила к концу и пища. От недостатка корма и питья начался падеж скота. Людей одолевали жажда и голод. Началось смятение. И
вот в эту трудную минуту старшие сказали детям: – Идите к хану и повинитесь перед ним.
Сыновья так и сделали. Выслушав ослушников, хан велел казнить их. Один из стариков выступил вперед и сказал хану: – Если ты помилуешь наших сыновей, то мы поможем тебе и людям
найти в песчаной пустыне воду. Хан согласился. Под охраной десяти воинов старшие отправились на
поиски воды. Через некоторое время они подъехали к месту, где в древности стоял худук. Старшие приказали сопровождавшим их воинам копать землю. Вскоре из-под неглубокого слоя песка забил ключ. Люди и животные ожили. Хан понял свою ошибку. Он сказал:
– Старики опытные в жизни, их надо ценить и уважать. Без них можно легко погибнуть.
Орел и его птенцы Свил орел на скале гнездо. Вывел птенцов. Растут птенцы, оперяться
начали. И тут орел увидел, что к его гнезду близко стали люди подбираться. Полетал орел по разным местам и нашел за морем другую скалу – неприступную, куда уже людям никогда не добраться. Решил он перенести
туда всех своих птенцов, а было их у него трое. Взял он первого птенца и полетел с ним. Долетел до середины моря и спрашивает:
– Скажи, птенец мой, когда я старым стану, то будешь ли ты мне так же, как я о тебе, заботиться, поить и кормить будешь ли старика бессильного?
Глянул птенец вниз: под ним, куда глаз ни кинь, море. Испугался он. Если отцу в неугоду ответить, то он осерчает да в море бросит. И отцу отвечает:
– Буду я тебя, отец, когда вырасту да повозмужаю, и поить, и кормить, и на своих крыльях буду носить.
Понял орел, что из страха обманывает птенец, и бросил его в море. Взял орел второго птенца и понес через море. Долетел до середины и спрашивает:
– Скажи, птенец мой, когда я старым стану, то будешь ли ты обо мне так же, как я о тебе, заботиться, поить и кормить будешь ли старика бессильного?
Глянул птенец вниз: под ним – море. Испугался. – Буду я тебя, отец, когда вырасту да повозмужаю, и поить, и кормить, и на своих крыльях буду носить.
Подумал орел и не поверил, понял, что из страха обманывает птенец, и тоже бросил его в море.
Взял орел третьего, последнего своего птенца, и понес через море. Долетел до середины и спрашивает:
– Скажи, птенец мой, когда я стану старым, то будешь ли ты обо мне так же, как я о тебе, заботиться, поить и кормить будешь ли старика бессильного?
Не глянул этот птенец вниз на море, а прямо и смело говорит отцу: – Скажу тебе по правде, отец: вырасту я, будут и у меня дети, и о них, как ты обо мне, буду я заботиться – и поить, и кормить, на своих крыльях
носить. А тебе скажу по совести: буду и тебе помогать в старости по силам своим, потому что нужно мне долг отцу платить, примером для своих детей быть, чтобы они тоже меня под старость не забыли.
Подумал орел – и поверил, не бросил этого птенца в море. Раз он так говорит, значит, говорит правду, и его в старости не покинет, можно на него понадеяться.
Перенес орел третьего птенца через море, выкормил и вырастил, и стал он отцу под старость первый помощник.
ная Мой профиль Выход
