212 лет назад в Афины из Константинополя прибыла бригада художников, граверов, скульпторов и рабочих, нанятых лордом Элгином для «работ» на Акрополе. Пожалуй, и вопросу о законности изъятия сокровищ древнегреческого искусства, а также обладания ими сначала самим лордом Элгином, а впоследствии – Британским государством и Музеем – тоже добрые две с лишком сотни лет: только после специально посвященного коллекции Элгина заседания парламента, Британия согласилась купить у шотландского аристократа древний мрамор, правда по искусственно заниженной цене – всего за 35.000 фунтов. Лорду Элгину не удалось избавиться от своих бесконечных долгов, даже ценой бесценных скульптур Афинского Акрополя: лишь через 34 года после невыгодной сделки с государством семье Элгинов удалось расквитаться с кредиторами. Серый шифер. Белый тополь. Пламенеющий залив. В серебристой мгле олив Усеченный холм - Акрополь. Ряд рассеченных ступеней, Портик тяжких Пропилей, И за грудами камений В сетке легких синих теней Искры мраморных аллей. . . Максимилиан Волошин, Акрополь, Афины, 1900
История Парфенона началась более двух с половиной тысяч лет назад, и до сих пор не дописана. Вместо того, чтобы называться «Фидиевыми» или, в крайнем случае, «Периклесовыми», шедевры античной скульптуры именуются сегодня «Элгинским мрамором» по имени лорда Томаса Брюса, седьмого графа Эльгина, потомка шотландского короля Роберта Брюса, «раздевшего» Акропольские храмы за какие-нибудь 10 лет. Ни самому лорду Элгину, ни его семье, однако, обладание мрамором с Парфенона счастья и богатства не принесло. Более того: Афина-Паллада отомстила богохульствующим шотландцам Элгинам, разорившим ее храм, наслав на них всевозможные беды. Сам лорд Томас Брюс жил в страшных страданиях сифилитика: сначала сифилитические язвы изъели его плоть, затем провалился нос. Жена седьмого графа Элгина, единственная наследница богатейшего шотландского аристократа, ученая и умудренная в древних языках, истории и искусстве Мэри Нисбет, сопровождавшая своего мужа в Афины и финансировавшая разграбление Парфенона, родила ему четырех детей. Мальчик, прожив короткую жизнь, умер от унаследованного от отца сифилиса, девочки, хоть и выжили, ни здоровьем, ни красотой, ни, тем более, счастьем, похвастаться не могли. Многие специалисты утверждают, что в первоначальные планы лорда Элгина вовсе не входила кража античного мрамора. Однако, аппетит приходит во время еды. Отправившись в Константинополь в 1799 в качестве британского посла, лорд Элгин быстро сообразил, как следует сочетать приятное с полезным. Он довольно успешно выполнял свою миссию, заключающуюся в том, чтобы вставлять палки в колеса французско-турецких отношений, и в то же время пламенно мечтал добраться до Афинского Парфенона с целью снять (или скопировать, в крайнем случае) несколько античных фрагментов для своей строющейся в Шотландии загородной виллы, которую он перед свадьбой пообещал своей молоденькой супруге.
Турецкие власти ответили положительно на просьбу британского посла: Османской империи куда интереснее было сохранить добрые отношения с послом мощной Британии, нежели охранять какой-то потускневший мраморный остов чужого храма, разрушенный еще в позапрошлом столетии. (Для исторической правды, однако, следует признаться, что турки и сегодня отрицают факт выдачи официального разрешение на снятие и вывоз мрамора Парфенона: похоже на то, что лорд Элгин основательно порастрясся, подкупая константинопольских и афинских функционеров, которые впоследствии закрывали глаза на все его действия). Вооружившись фирманом турецкого султана (который, кстати, так никогда и не был предъявлен: ни лордом Элгином – британскому парламенту, ни британским государством – грекам, требующим возвращения украденных сокровищ), лорд Элгин в 1800 году отправился в Афины. Текст фирмана, между тем, сознательно или нет, но был изложен вольно: слово «qualche», что по-турецки могло означать «кое-что» или «все, что угодно», было переведено во втором, выгодном для экспедиции значении. Тем более, что Элгину следовало поспешить: если не он, то незащищенностью Афин воспользовались бы французы, нацеливающиеся «раздеть» Парфенон, дабы обогатить свою луврскую коллекцию древностей. То, как французы умеют ловко действовать, они доказали и на Милосе, где похитили знаменитую Афродиту (Венеру), оторвав ей руки, и в Египте. Короче говоря, даже если у лорда Элгина оказалось бы в запасе чуть больше совести, то Парфенон все равно не избег бы поругания: не англичане, так французы «позаботились» бы о памятнике древнегреческой культуры. Элгин подготовился к экспедиции основательно: он отправился в Афины с целой группой художников и ваятелей, среди которых виднейшее место занимал один из лучших граверов Европы. . . калмык Федор Калмык! И, наверное, нам, как и калмыцкому народу, можно было бы и погордиться высоким авторитетом, которым друг степей пользовался у просвещенных вельмож, если бы не изначально циничный характер всей экспедиции, которую ложно и лицемерно зачастую называют «научно-исследовательской» биографы по-настоящему великого художника и гравера Федора Калмыка. При Федоре Калмыке и других выдающихся людях искусства, принявших предложение Элгина, мрамор бесжалостно выламывался и упаковывался в специально заготовленные ящики, отправляемые затем в Англию. Можно ли вменить в вину Калмыку его сотрудничество с Элгином? Само собой разумеется, нет. Грабеж проходил на глазах у всей цивилизованной Европы. . . В 1806 году, когда Калмык уже покинул Афины, но очередные ящики с драгоценным мрамором еще ждали свого отправления в Англию в порту Пирея, в Афинах находился русский архитектор Николай Федорович Алферов, помощник Воронихина при строительстве Казанского собора, приехавший в Грецию изучить Парфенон. «Работа сего храма удивительна, – писал Алферов, – невзирая на множество веков, на множество сильных землетрясений, наипаче на ужаснейшее потрясение от возгоревшегося внутри здания пороху, многие камни в основании и теперь еще так искусно соединены, что никаким образом неприметна черта, их отделяющая». Алферову, однако, не удалось изучить храм: российское посольство в Турции ничем не смогло ему помочь, а турки оставались глухи к его воззваниям. Да и что было делать Алферову на Акрополе? Ведь Парфенон уже шесть лет, как «исследовал» лорд Элгин! Российская Академия художеств, тем не менее, приобрела гипсовые слепки с фрагментов Парфенона, вывезенных Элгином из Афин. Выставленные на выставке 1820 года, они произвели страшный фурор. «Поклонитесь бессмертным творениям гения: это произведения Фидиаса!» - писал один из критиков. До чего лицемерно уже тогда звучали эти слова! Тем более, что лорда Элгина заклеймили уже тогда, как вора и контрабандиста, многие выдающиеся писатели и поэты (Байрон, Шелли) и просвещенные европейцы своего времени. Особенно же, если вспомнить о том, что оригиналы, «подлинные бессмертные творения гения Фидиаса», до 1815 года гнили на угольном складе резиденции Элгинов: сначала потому, что Элгин угодил во французскую тюрьму, а потом – потому, что он долго торговался с британским правительством. Ходят слухи, что в его доме, Burlington House, до сих пор хранятся некоторые фрагменты Парфенона! Во время Второй мировой войны, как рассказывают историки, на письменный стол Уинстона Черчилля легло предложение о том, чтобы вернуть «коллекцию лорда Элгина» Греции, в качестве награды за ее героическое сопротивление фашистам. Черчилль предложение отклонил. Вернемся, однако, к Федору Калмыку, сопровождавшему лорда Элгина в Афины, о котором великий Гете сказал с восхищением: «Федор Калмык является человеком великого таланта, чьи прекрасные произведения волнуют душу и ум». Будущий замечательный художник родился в калмыцком стане, причем, современники утверждают даже, что он происходил из княжеского калмыцкого рода. Но в 1770 году, пятилетним мальчиком его захватили казаки и привезли в подарок Екатерине Второй, любившей «всякую экзотику». Так что имя Федор дала мальчику при крещении именно великая императрица. Затем Екатерина переподарила калмыкчонка своей гостье и родственнице, принцессе Амалии-Фредерике Баденской, которая сначала решила было сделать из него медика, но, обнаружив в мальчике незаурядный талант рисовальщика, приказала учить его на художника. Так, калмык с удивительной судьбой поступил в художественную школу. Затем, в течение семи лет, Федор Калмык совершенствовал свое художественное мастерство в Италии, где в 1799 году, в Риме, его и обнаружил личный секретарь лорда Элгина, Гамильтон, набирающий свою «пиратско-художественную бригаду»:
«Очень странно, что во всем Риме не нашлось ни одного рисовальщика скульптур, римлянина, у которого были бы сколько-нибудь подходящие способности. Мы выбрали одного, считающегося лучшим в этой области, с прекрасным характером и хорошими манерами. Возможно, он единственный человек, обладающий вкусом, которого породила его нация, он татарин, и происходит из Астрахани, учился в Германии и работал 8 лет в Риме. Его плата 100 фунтов стерлингов в год», - писал лорду Элгину Гамильтон. В 1803 году лорд Элгин продлил контракт с Федором Калмыком, послав его в Лондон для завершения гравюр, сделанных в Греции с мраморных фрагментов. Федор Калмык задание исполнил: 80 подписанных им гравюр до сих пор составляют гордость Британского музея. К ним, кстати, как утверждают истрики искусств, он и сделал свой знаменитый портрет в меховой шапке. Семья лорда Элгина «наследила» в человеческой истории не единожды. Иначе, как метафизикой, нельзя объяснить того факта, что 152 года назад, в 1860 году, во время второй опиумной войны в Китае, сын лорда Элгина, Джеймс Брюс, восьмой граф Элгин, отдал приказ о разграблении и сожжении летней резиденции китайских императоров Юаньмин Юань, так называемого «китайского Парфенона»! «Вот и кончено: мы разграбили, сожгли дотла, камня на камне не оставили от драгоценной собственности варваров, которую нельзя восстановить и за четыре миллиона фунтов. Каждый из нас получил по 48 фунтов за каждый унесенный предмет. Я хорошо набил себе карманы. . . », - писал в письме один из людей лорда Элгина-младшего, лейтенант инженерных войск Чарльз Гордон. «Трудно представить себе красоту и величие помещений, которые мы сожгли. Даже сердце ныло. . . Комнаты были настолько огромны, что мы не могли хорошенько рассмотреть, что мы жжем: целые горы золота были уничтожены, потому, что его принимали за бронзу. Довольно неблагодарная работа для армии». Резиденцию Юаньмин Юань сровняли с землей опять же на глазах просвещенной Европы, причем - все тех же цивилизованных союзников – Англии, Франции и России. Только на этот раз (очередной) лорд Элгин пришел не с армией художников, а с солдатами. «Мы, европейцы, – цивилизованный народ, и китайцы для нас – варвары. Разрушение дворца – вот как цивилизация наказала варваров», - иронически писал Виктор Гюго, добавляя: - «Перед лицом истории одним грабителей навсегда останется Франция, другим – Англия. Я рад, что мне дается ввозможность заявить о своем протесте и подчеркнуть, что за подобные преступления ответственны вожди, народы – никогда!» Насчет не-ответственности народов позволю себе не согласиться с великим французским писателем: письмо лейтенанта Гордона тому пример. Да и вообше – у истории множество таких примеров. В последние годы, в связи с кампанией за возвращение на родину мрамора Парфенона, все чаще поднимается вопрос о, так называемых, «границах культуры, о том, кому принадлежат произведения искусства: тому, кто их создал? Тому, кто их нашел? Тому, кто их лучше сохранил и выставил? Вопрос труднейший, и у каждого размышляющего над ним – свои аргументы. Как послушаешь, то все аргументы – разумны и вески. Есть однако, один момент, с которым никто, как я думаю, спорить не будет: обыкновенно, теряет-то свои сокровища – слабый и побежденный (чаще – «нецивилизованный»), а находит его, почему-то – сильный и цивилизованный. Вот в этом контексте греки и китайцы – точно «братья навек». Братья по несчастью.
|